Епископ Калужский и Боровский Александр (Головин) (1912–1916)

Выпускник Санкт-Петербургской духовной академии (1896). 27 июля 1903 г. хиротонисан во еп. Старицкого, викария Тверской епархии из начальников Русской Духовной миссии в Иерусалиме. «В воздаяние подобающей ему чести и любви Святейшей Матери Церкви, за ревностное и усердное пастырское служение в Иерусалиме» был пожалован Патриархом Иерусалимским Дамианом золотым наперсным крестом с подлинной частицей древа Животворящего Креста Христа Спасителя, в удостоверение чего была выдана патриаршая грамота[1].

С 1900 г. – пожизненный действительный член Православного Палестинского общества, с 1903 г. – товарищ председателя его Тверского отдела, с 1908 г. – председатель Орловского отдела. С 31 октября 1908 г. – еп. Орловский и Севский, с 31 декабря 1910 г. – еп. Калужский и Боровский. С 1911 г. – член Московского Археологического института, почетный член Орловского церковно- историко-археологического общества.

25 июня 1912 г. уволен от управления епархией и назначен настоятелем Воскресенского Ново- Иерусалимского монастыря, 9 августа прибыл в монастырь. Еп. Александр сразу обратил внимание, что обитель «далеко не имеет того цветущего вида, какой соответствовал бы ея высокому религиозному значению, и жизнь монашествующей братии протекает в очень неблагоприятных внешних условиях»[2], они лишены самых элементарных требований гигиены и малейших жизненных удобств, и он с первых же дней занялся разработкой плана постройки новых братских корпусов. 12 августа он представил в Синодальную контору доклад о состоянии монастыря с предложениями по постройке новых зданий «со всеми новейшими приспособлениями, т.е. с центральным водяным отоплением, вентиляцией, водопроводом, промывными теплыми ватерклозетами и электрическим освещением», а в настоящее время – проведению центрального водяного отопления в старые монастырские здания и установки всех новейших приспособлений в настоятельские покои[3]. 17 декабря монастырь осматривал академик архитектуры П.П. Покрышкин в сопровождении В.А. Попова, архитектора при Управлении синодальными недвижимыми имуществами в Москве и ее окрестностях[4]. 28 ноября 1913 г. на «реставрационном совещании» в Археологической комиссии, рассматривавшем проект новых братских корпусов, он дал заключение, что «вся масса проектируемых громоздких корпусов слишком нарушает спокойную гармонию общей группы монастырских зданий»[5]. После неоднократного пересоставления проекта, долгих согласований и доработок план построек и смета были одобрены Святейшим Синодом. Предполагалось снести два старых братских корпуса и построить новые двухэтажные, а находящийся между ними бывший дворец царевны Татианы Михайловны отремонтировать. Война задержала осуществление этих широких планов по переустройству монастыря, в апреле 1915 г. производство работ на столь значительную сумму «по соображениям финансового свойства» было признано до окончания войны несвоевременным[6].

15 сентября 1912 г., ходатайствуя по просьбе братии перед Синодальной конторой об увеличении денежного содержания, еп. Александр писал, что при необходимости 7 месяцев в году совершать церковные службы в промерзлом от зимней стужи, холодном, вообще, и всегда сыром соборе, с неизбежными сквозняками, к которому едва ли возможно применить какую-либо систему отопления, при скудости содержания и крайнем убожестве жилых помещений «надо только удивляться, что находятся еще люди, при невозможной обстановке желающие трудиться в этой обители». Разрешенное конторой увеличение содержания было незначительным, и еп. Александр просил, чтобы давая разрешение на увеличение личного состава монастыря, ему бы указывали, откуда брать содержание[7].

13 мая 1913 г. еп. Александр ходатайствовал об устройстве коллектора и полей орошения. Предполагаемое устройство в новых братских корпусах водопровода с канализацией побудило преосвященного обратиться к более современному и рациональному способу очистки отходных мест, так как в монастыре применялся «первобытный способ», для чего нанимались крестьяне деревни Макруши. Эти поля предполагалось устроить вдали от монастыря, на месте старой березовой рощи за монастырским скотным двором[8]. 12 июня 1913 г. местность, предназначенную для полей орошения, осматривал синодальный архитектор Попов[9], разрешение было получено, и в мае следующего года преосвященный уже ходатайствовал об устройстве «дворовой сточной канализационной магистрали на поля орошения от покоев епископа Александра и покоев епископа Петра»[10].

22 августа 1913 г. преосвященный Александр обратился в Синодальную контору с просьбой об устройстве каменных лестниц при своих покоях и покоях еп. Петра. Разрешение на переустройство двух парадных и двух черных лестниц было дано 31 мая 1914 г., после многократных переработок планов и смет, при этом было обращено внимание на то, чтобы в устройстве лестницы в церковь при покоях еп. Александра не вводить бетонных или иных частей, не отвечающих характеру всего здания, сделав их например из тесаного камня[11]. Чуть позднее, в конце июня, Археологическая комиссия уведомила, что на основании данных осмотра покоев еп. Александра, произведенного в декабре 1913 г. ее членом академиком архитектуры Покрышкиным, при перестройке лестниц в эти покоях «весьма желательно сохранить имеющуюся там баллюстраду начала XIX века, с типичными балясинами, постановкою ея в каком-либо ином помещении монастыря»[12].

В феврале 1913 г. Звенигородская уездная земская управа ходатайствовала об уступке в собственность земства двух участков земли возле Елеонской часовни, принадлежащих Воскресенскому монастырю, для расширения усадьбы «Дома Призрения» имени Цуриковых. Это были единственные участки «по направлению к Елеонской часовне, оставшиеся после бывших, в разное время, захватов монастырской земли г. Воскресенском и частными лицами». В рассматриваемый момент эти участки находились в пользовании Звенигородского земства на правах аренды до 1919 г. Управляющим монастырем еп. Александром предполагалось эти земли использовать для постройки на них зданий монастырского училища на 100 человек, с общежитием, помещениями для прислуги, троих учителей и регента с семьями, а также устроения при этом училище ремесленных классов, и перевести в эти новые здания училище, помещавшееся у ворот монастыря. В освободившемся здании предполагалось разместить богадельню с больницей для монастырской братии. Еп. Александр «ни под какими условиями» не согласился уступить эти участки земли, «составляющие единственное владение монастыря, по направлению к Елеонской часовне, оставшиеся после бывших, в разное время, захватов монастырской земли городом Воскресенском и частными лицами, и что нахождение этих участков в пользовании Звенигородского земства, на правах аренды до 1919 г., не позволяет управлению монастыря использовать в настоящее время эту землю для своей неотложной надобности»[13].

В мае 1913 г. «в виду возникшего спора Общества крестьян слободы Макруши Звенигородского уезда с Воскресенским Ново-Иерусалимским монастырем о земле при монастырской мельнице» было произведено размежевание спорных земель[14].

28 июня 1913 г. сгорел монастырский скотный двор. 5 июля 1913 г. комиссия осматривала сгоревшие постройки скотного двора, был составлен Акт[15]. Это происшествие имело своим последствием принятие по инициативе еп. Александра 20 августа управлением монастыря совместно с благочинным еп. Евфимием решения об устройстве электрического освящения как на скотном дворе так и в самом монастыре, в монастырских гостиницах и в странноприимном доме, «так как электрическое освящение, как холодное, менее способствует возгоранию воспламеняющихся предметов»[16].

19 декабря 1913 г. еп. Александр ходатайствовал о постройке на территории монастырской гостиницы деревянного двухэтажного дома для летнего помещения богомольцев, воспользовавшись для этого годным материалом мельничного амбара, построенного на месте бывшей монастырской мельницы и деревянных частей плотины, которые уже несколько лет стояли без всякой пользы для монастыря со времени разрушения мельницы и плотины в 1909–1910 гг. После доработок проекта и согласований разрешение на постройку было дано 8 февраля 1914 г.[17].

В 1913 г. в Воскресенске была осуществлена постановка оперы М.И. Глинки «Жизнь за Царя» в ознаменование 300-летия дома Романовых, инициатором которой стал скрипичный квинтет, в который входили преподаватели монастырской школы, исполнителями оперы были солисты и хор Ново-Иерусалимского монастыря.

По указу 21 марта 1914 г. монастырем было выделено 10 000 руб. на издание научного описания Патриаршей ризницы[18].

В апреле 1914 г. еп. Александр вернулся к вопросу об устройстве водяного отопления, и поскольку вопрос о переустройстве братских корпусов, а, следовательно, и общего для всех зданий отопления, все еще находился в процессе разработки, то он ходатайствовал об устройстве водяного отопления с вентиляцией только в помещении настоятеля[19]. В августе прокурор Синодальной конторы Ф.П. Степанов отвечал: «В виду предположенных к осуществлению больших жертв Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря на пользу больных и раненых воинов в нынешней войне, отказ от каковых мер представлялся бы весьма неудобным, не признаете ли возможным отложить дело до будущего лета»[20]. 2 июля 1914 г. он ходатайствовал об устройстве паркетных полов в покоях настоятеля и в сентябре получил разрешение на проведение работ[21].

В 1914 г. Россия вступила в Первую мировую войну. В день начала войны, 20 июля, еп. Дмитровский Трифон (Туркестанов) совершил молебен на Красной площади и осенил собравшихся образом «Явления Божией Матери Преподобному Сергию». Начало военной кампании было ознаменовано подъемом патриотических чувств, надеждами на справедливое устроение Европы, на создание нового славянского братства. На богослужении в московском Успенском соборе 5 августа 1914 г. в речи, обращенной к пребывшему в Москву Императору Николаю Александровичу, владыка Трифон так выразил эти чувства: «Эта война предпринята нами не из каких-либо властолюбивых, горделивых замыслов, не из-за корыстных целей, не из выгод житейских, не из зависти и злобы к нашим противникам. Нет, мы выступаем за наших единоверных и единокровных братьев, мы выступаем за поруганную правду, за гонимую веру нашу святую, за Крест Христов, за честь и славу нашей Родины»[22]. Указом Синодальной конторы от 21 августа 1914 г. монастырю было предписано вносить ежемесячно в течение войны по 2000 рублей на оборудование и содержание лазарета в Романовской больнице. Еп. Александр в связи с этим ходатайствовал и перед конторой и перед митр. Московским Макарием об освобождении, хотя бы временно, от других взносов, возложенных на монастырь: на содержание Экзарха Грузии, на нужды Синодальной, бывшей Патриаршей, библиотеки, на нужды Московской синодальной конторы, на воспитание несовершеннолетних преступников. В ходатайстве было отказано и сделано внушение, что «в нынешнее время напряжения всех сил страны, когда… все учреждения и частные и государственные обременены большими тяготами, безропотно несут многие непредвиденные большие, в такое время не соответственно было бы возбуждать какие-либо ходатайства о сложении таких тягот и расходов», и что имея внушительный монастырский капитал, «неблагоразумно было бы израсходовать его в настоящее военное время хотя бы и на постройку проектированных уже братских корпусов, разрешение каковой едва ли и ожидать можно в ближайшем времени»[23].

22 сентября 1914 г. еп. Александр просил Синодальную контору разрешить переливку 8 старых разбитых колоколов весом 25 пудов на 8 новых колоколов, с добавлением 25 пудов нового материала и старого била в 10 пудов, разрешение было получено, и в конце ноября 80 пудов колоколов с принадлежностями отправлены в Ярославль на завод Оловянишникова для переливки[24]. В то же время было разрешено купить новые мелкие колокола для колокольни.

В ноябре 1914 г. еп. Петр, пребывавший на покое в обители, был отправлен на лечение в лечебницу для нервнобольных на Девичьем поле в Москве. Пройдя курс стационарного лечения, еп. Петр продолжал его там же амбулаторно[25].

30 ноября 1914 г. Синод обратился с призывом «ко всем православным людям, обителям и всем церковным установлениям откликнуться своим содействием и выделить для нуждающихся в укреплении здоровья увечных воинов необходимые особые помещения»[26]. В Ново-Иерусалимском монастыре в помещении странноприимного дома был открыт лазарет для раненых воинов, монастырь также ежемесячно отчислял 2000 рублей на содержание лазарета для раненых воинов в Романовской больнице при Покровской женской общине[27].

В 1912–1914 гг. в монастыре построена новая водокачка; в 1913–1914 – замощены площадь скотного двора и проезда, в помещении гостиниц, училище и во дворе устроен водопровод и промывные ватер- клозеты; в 1914 г. построен флигель при гостинице, отремонтированы помещения в странноприимном доме; в 1913–1915 гг. устраиваются канализация и поля орошения, в 1915 г. куплены новые мелкие колокола для колокольни[28].

12 марта 1915 г. еп. Александр ходатайствовал о приспособлении каменного двухэтажного здания монастырской школы к устройству в нем богадельни и больницы для призрения братии монастыря, которая вынуждена за медицинской помощью обращаться в больницу губернского земства в двух верстах от монастыря, а для монастырской школы выстроить здание на Новиковской земле в городе Воскресенске, принадлежащей монастырю. Синодальная контора отозвалась предложением представить сначала соответствующие планы и сметы[29].

Еп. Александр скончался 4 февраля (ст. ст.) 1916 г. и был погребен в приделе св. Марии Магдалины Воскресенского собора.

Еп. Александр был «пастырь добрый», готовый «душу свою положить за овцы своя». Глубокая привязанность ко всему церковному, к святорусской старине, сказывалась на его отношении к духовному сословию, которое он высоко ставил и защищал, когда это было необходимо. При нем светские власти не имели влияния на дела епархиального управления. В пастырях он старался пробудить дух ревности, призывал их к проповедничеству. Для него характерны были отеческое отношение к учащимся, беззлобность и безгневность, желание сделать добро всякому человеку.

До назначения нового настоятеля его обязанности исполнял архим. Иона. 20 мая 1916 г. в обители ожидали приезда митр. Московского Макария, предполагавшего при обозрении монастырей своей епархии переночевать в Воскресенском монастыре и 21 мая служить здесь, но вследствие неисправности проезжей дороги приехать не смог, и 21–22 мая всенощное и Литургию служил благочинный ставропигиальных монастырей еп. Евфимий, приехавший в монастырь для встречи митр. Макария[30]195.