Епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов) (1916–1918)

Послушник прп. Амвросия Оптинского. Выпускник Московской Духовной академии (1895), в сане архимандрита ректор Вифанской, затем Московской (1899) духовной семинарии. 1 июля 1901 г. хиротонисан во еп. Дмитровского, второго викария Московской епархии. Валентин Амфитеатров, служивший в этот день в Архангельском соборе Кремля, обратился к молящимся с такими словами: «В этот час совершается хиротония князя Туркестанова, сына моей духовной дочери княгини Варвары Александровны, возблагодарим Господа, что к нам с неба явилась еще одна светлая звездочка, которая будет святить не только нам, но и всему миру»[1].

Во время первой империалистической войны 1914 г. преосвященный Трифон был полковым священником на передовых позициях, «за проявленную храбрость при совершении богослужений на линии огня и за беседы в окопах с воинами во время боя» награжден панагией на Георгиевской ленте из коллекции царского кабинета[2]. После полученной на польском фронте контузии здоровье владыки Трифона было подорвано, один глаз почти утратил зрение, и 2 июня 1916 г. согласно прошению он был уволен на покой, но не по его желанию – в Оптину пустынь, а в Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь, на правах настоятеля с оставлением в должности сверхштатного члена Синодальной конторы. В управление монастырем он вступил 27 июня, приняв его от наместника архим. Ионы[3].

Во время своего пребывания в обители еп. Трифон занимался благотворительностью, благоукрашением монастырских храмов, часто тратя на это собственные средства. На свои средства он открыл около монастыря женскую гимназию, где иногда читал духовные лекции. Первое его выступление в гимназии было посвящено оптинскому старцу Амвросию и наследию Оптиной пустыни[4].

К владыке приезжали его духовные дети, иногда жили в обители по несколько дней, останавливаясь в монастырской гостинице. Он требовал сосредоточенного, серьезного отношения к богослужению не только от монашествующих, но и от молящихся, и предупреждал, чтобы перед началом службы к нему не подходили под благословение, чтобы не рассеиваться.

В начале сентября 1916 г. еп. Трифон отбыл в действующую армию для несения архипастырских обязанностей, и управление монастырем, до возвращения еп. Трифона, было возложено на наместника Иону со старшей братией[5]. После пребывания на румынском фронте владыка был награжден орденом св. блгв. кн. Александра Невского с мечами и в 1917 г. вернулся в Новый Иерусалим. Он подал в Святейший Синод прошение «о предоставлении ему в управление Донского ставропигиального монастыря, если в сем монастыре освободится должность настоятеля». 6 июня 1917 г. еп. Трифон просил Синодальную контору разрешить выплатить вознаграждение архитектору Кузнецову за составление при еп. Александре проектов и смет на переустройство монастыря, и приложил сметы на постройку братских корпусов и на переустройство скотного двора, сметы на переустройство 2-х парадных лестниц и на водяное отопление находились, видимо, в канцелярии Синодальной конторы. Но еще и в конце сентября не была достигнута договоренность о сумме вознаграждения[6].

В 1917 – начале 1918 г. владыка Трифон жил в Новом Иерусалиме безвыездно, ограничив свою деятельность богослужениями и духовничеством. Он даже не участвовал в работе открывшегося 15 августа 1917 г. в Москве Всероссийского Поместного Собора, хотя ему было предложено выставить свою кандидатуру на выборах Патриарха[7] В это время он иногда молится в Скиту Патриарха Никона[8].

20 января (ст. ст.) / 2 февраля (н. ст.) был опубликован «Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», который стал юридическим обоснованием открывшегося с этого времени гонения на Церковь и разорения монастырей и храмов. В Воскресенском монастыре началась реквизиция монастырского имущества.

19 марта (ст. ст.) / 1 апреля (н. ст.) 1918 г. еп. Трифон был освобожден от управления Ново-Иерусалимским монастырем и переехал на жительство в московский Донской монастырь. Впоследствии жил в Москве у родственников и духовных чад. На Пасху 1918 г. еп. Трифон возглавил последнее богослужение в Успенском соборе тогда уже закрытого для народа Кремля, состоявшееся по специальному указанию Ленина, данному с целью успокоить ходившие в народе толки об осквернении и распродаже кремлевских святынь. Впоследствии момент окончания этой службы сделался сюжетом главного произведения художника Павла Корина «Русь уходящая», для которого им был написан и портрет еп. Трифона. В 1923 г. еп. Трифон был возведен в сан архиепископа, а 14 июля 1931 г. – в сан митрополита, что для находящегося на покое архиерея – крайняя редкость. К нему с большой любовью относился Патриарх Тихон, с которым он часто вместе служил, причем другие сослужащие архиереи уступали ему место рядом с Патриархом. Ценны для нас слова, сказанные преосвященным Трифоном при отпевании Патриарха Тихона 12 апреля 1925 г.: «Помню, как однажды он утешал и назидал меня, увы, часто, несмотря на годы и долговременную монашескую жизнь, малодушного, способного долго раздражаться… я буду до конца дней вспоминать… его доброе милое лицо, озаренное любовью и лаской, его чудные очи, сияющие светом любви в жуткой пустыне нашей…»[9].

В 1929 г. им написан благодарственный акафист Спасителю «Слава Богу за все». Интересна его дневниковая запись 1928 г. о нездоровье сознания современного человека: «Самоанализ, размышление человека о самом себе обладает разлагающей силой и ведет к разочарованию. Развивает тогда и чувствительность. В чем болезнь нашего века: это мука о неизвестном, жажда идеала, томление неудовлетворенной мысли. Никогда еще человечество в такой степени не страдало болезнью Прометея, похитившего огонь с неба, как в настоящее время… Страстная жажда познаний, ничем не утоляется, по- тому что предмет ее бесконечен, как хищная птица сосет мозг современного человечества»[10].

Митр. Трифон скончался 14 июня 1934 г. и погребен на Введенском кладбище в Москве. В 1956 г. могила была вскрыта, гроб оказался не тронут тлением.